не хватало в определенных феминистских кругах, Холлибо пишет: «Они не решали, что что-то плохо, прежде чем попробовать это на вкус»[76].) Получившаяся дискуссия позволила многим женщинам, в том числе и мне, заявить о своем возбуждении и развратности в терминах, которые допускал феминизм, но значение которых изменила квир-культура. Можно утверждать, что, с учетом жестокого наследия гетеросексуальности, секс-позитивность была (или остается) доступнее для квир-сообщества, чем для гетеросексуалов. Но чему меня научили путешествия между мирами, так это тому, что большинство сексуальных уроков легко поддаются переносу; концепция доброкачественной сексуальной вариативности может быть применима не только к квир-людям (даже «квирность» может относиться не только к квир-людям).
В свете этой истории обвинение Донеган в том, что «секс-позитивность третьей волны» стала «грубой и неинтересной в своем продвижении всех аспектов сексуальной культуры», кажется мне подменой понятий. Кто все эти некритически настроенные, нелюбопытные, беспечные несмотря ни на что секс-позитивные женщины и/или квир-персоны, которые не осознавали всю опасность или вред, связанные с сексом? В то время каждая «секс-позитивная» персона на моей книжной полке – не говоря уже о моей жизни – была хорошо знакома со всевозможными сексуальными искривлениями: Энни Спринкл. Виржини Депант. Джоан Несле. Эмбер Холлибо. Дороти Эллисон. Дэвид Войнарович. Сэмюэл Р. Дилэни. Эссекс Хемфилл. Марлон Риггс. Патрик Калифия. Лесли Фейнберг. Нейланд Блейк. Гейл Рубин. Мишель Фуко. Брюс Бендерсон. Эрве Гибер. Сильвия Ривера. Айлин Майлз. Грег Бордовиц. Мишель Ти. Список можно продолжать бесконечно. Большинство из этих людей хорошо знакомы (или были хорошо знакомы) с сексуальным насилием, секс-работой и сексуальным преследованием; некоторые умерли от СПИДа, потеряли из-за СПИДа многих друзей или старались изо всех сил помочь умирающим. Предполагать, что их наследие растворилось в затухающей, удобной рынку версии расширения прав и возможностей – поразительное умаление того, что оно по-прежнему способно предложить.
Возможно, мы все склонны отдавать предпочтение себе и дням собственной юности, а не тем несчастным, кто пытается хоть как-то разобраться в происходящем после нас. Но, должна признаться, я не особо скучаю по своей молодости. Из-за СПИДа времена те были по большей части наполнены ужасом и страхом. Однако я с огромным уважением отношусь к преподнесенным урокам. Один из них хорошо сформулировала Дороти Эллисон, однажды в подчеркнуто жестких выражениях заявившая: «Всю жизнь я знала, что у каждого моего желания есть цена, и мне не всегда удавалось избежать неприятностей». Эллисон пришла к таким выводам благодаря воспитанию, которое во многих отношениях было полярной противоположностью моему с точки зрения привилегий и лишений. И всё же ее сила духа была близка мне тогда и близка до сих пор. Никто не хочет, чтобы ценой желания была смертельная болезнь или оскорбление, угрожающее разрушить жизнь. Расширять пространство для практик свободы – значит работать над снижением вероятности подобных явлений как для нас, так и для других. Но мы можем работать над этим и без фантазий о мире, в котором наша безопасность гарантирована, или о мире, где успех контакта зависит от того, удалось ли нам уйти незамеченными.
В трогательном эссе о сероконверсии, написанном после долгих лет активистской работы по борьбе с ВИЧ, историк искусства Дуглас Кримп подчеркивает эту мысль:
Как ведущие СМИ, так и консервативные гомосексуальные журналисты считают секс обычным видом поведения, подчиненного воле и разуму, как если бы оно ничем не отличалось, скажем, от вождения автомобиля. Для водителей существуют определенные правила, нормы и знаки уважения, которые любой ответственный человек будет соблюдать, чтобы оставаться в безопасности и помочь обеспечить безопасность других на дороге. Хотя существует множество нецивилизованных водителей, чтобы быть цивилизованным, не требуется преодолевать неразрешимый психологический конфликт. Однако секс представляет собой не что иное, как конфликт по отношению к цивилизационным порывам.
Почему же тогда геи занимаются незащищенным сексом и как нам стоит говорить об этом со СМИ?..
У меня есть простой ответ: Мы – люди…
У меня сероконверсия, потому что я тоже человек. И нет, никто не застрахован: ни ты, ни твой парень, ни кто-либо из твоих друзей с отрицательным статусом. Потому что и ты, и они – тоже люди… Принять мою человечность – значит принять мою хрупкость. Или, иначе говоря, принять, что у меня есть бессознательное. Это значит принять, что всё, что я испытал, всё, что я знал, всё, что я понял, не смогло гарантировать мою безопасность.
Этот отрывок подчеркивает одну из трудностей, возникающих, когда женщинам легкомысленно объясняют, что им нужно точнее понимать и выражать то, чего они хотят. Они тоже (вау!) – люди; у них тоже есть бессознательное. Но, к счастью, то, что вы не можете знать всего, еще не означает, что вы ничего не можете знать. Иногда психологический конфликт, вызванный сексом, кажется непреодолимым; иногда – сносным. Несомненно, многие практикуют систематический или нерегулярный моногамный секс (я в их числе), не воспринимая его как неизбежный конфликт с «нашими цивилизационными порывами» (даже если этот конфликт скорее подавлен, чем исчерпан). Тем не менее любая деятельность, которая по своей природе предполагает непредсказуемость, взаимопроникновение, физическую или эмоциональную наготу, всегда будет связана с риском; целенаправленное устранение этого риска может случайно (или намеренно) вызвать «всепроникающее чувство уязвимости, [которое] приводит к постоянному нахождению в состоянии кризиса – возведению сначала одной стены, затем другой», – как выразилась Дойл. Учитывая, что наша уязвимость никуда не денется, нам выгодно развивать к ней такое отношение, которое не требует возведения стен или жизни в состоянии постоянного кризиса.
ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ НАМ РАССКАЗЫВАЮТ – СВОБОДА ОТ + СВОБОДА НА – ТАЛАНТЛИВЫЕ И СМЕЛЫЕ – ТЕМНЫЕ КОМНАТЫ – КВИР-УРОКИ – ВСЕГДА ВОПРОС ВЛАСТИ – У МОЕГО ТЕЛА НЕТ НИЧЕГО ОБЩЕГО С ТВОИМ – ПРАВДИВЫХ ИСТОРИЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ – МИФ О СВОБОДЕ – ДРУГОЕ НАСТОЯЩЕЕ
Оглядываясь на то, как в юности я воспринимала свое (на тот момент гетеросексуальное) желание, я узнаю в нем определенную динамику, которую теперь замечаю в поведении бессчетного количества девушек и женщин: чрезмерно увлеченные своим желанием, они за неимением богатого опыта в его формулировке (часто даже для самих себя), становятся профессионалками в создании ситуаций, которые могут привести к «проблемам» (также известным как сексуальная активность), и при этом ловко размывают вопрос о том, чего они действительно ищут (этому нередко способствует алкоголь).
Аморфная неопределенность желаний как для себя, так и для других не лишена эффективности и даже удовольствия. Она позволяет добиться некоторой фрагментарной независимости, которая облегчает необходимость всегда быть начеку, всегда быть предельно ясной в своих желаниях или обязательно знать, желаешь
